Появились новые сведения о Верхотомском остроге

По сведениям Миллера

После того как в1988 году. новосибирский историк Александр Элерт впервые перевёл с немецкого и опубликовал экспедиционные записи руководителя Академического отряда Второй Камчатской экспедиции профессора Герхарда Фридриха Миллера, наиболее убедительной была признана указанная им дата – 1665 год. Ещё через несколько лет кузбасский историк-краевед Игорь Усков опубликовал обнаруженный им документ 1670 года, содержащий имена первых 29-ти пашенных крестьян Верхотомского острога. В результате среди историков и краеведов закрепилось мнение о том, что изначально Верхотомский острог был основан в 1665 году как военная крепость для защиты водного и сухопутного путей из Томска в Кузнецк от набегов кочевников, и лишь через 5 лет, в 1670 году рядом с ним была обустроена «государева пашня».

Несмотря на то, что даты постройки многих острогов, указанных в экспедиционных рукописях Миллера, именуемых «Описания Томского и Кузнецкого уездов Тобольской Провинции в 1734 г.», не соответствовали действительности, вопрос о достоверности его датировки Верхотомского острога не обсуждался. 

Однако сам первый историк достаточно критично относился к своим экспедиционным запискам. По возвращении в Санкт-Петербург, после изучения подлинников и копий письменных документов XVII в., привезённых из сибирских архивов, Миллер отказался от первоначальной датировки и трактовки ряда событий. В частности, в своем фундаментальном труде «История Сибири» и в первом официальном справочнике «Географический лексикон Российского государства», изданном им в 1773 году в соавторстве с Фёдором Полуниным, учёный указал уже уточнённые годы постройки Кузнецкого, Мелесского, Ачинского и Сосновского острогов. 

Что же касается Верхотомского острога, то в «Истории Сибири» о нём не упоминается, поскольку изложение событий в этом научном труде доведено лишь до 1660 года. А в «Географическом лексиконе…» о нём сказано весьма лаконично: «Верхотомской острог, Сибирской губернии, Тобольской провинции, принадлежащей к городу Томску, при реке Томь, от Томска 152, а по другим известиям 139 вёрст».

Для сравнения приведём представленное там же описание Сосновского острога Томского уезда: «Сосновской острог, Сибирской губернии, Тобольской провинции, принадлежащий к городу Томску, расстоянием от сего города вверх по р. Томь 58 вёрст. Имя есть от реки Сосновки, которая там с восточной стороны в реку Томь впадает. Сей острог состроен в 1656 году для заведения хлебопашества, в чём такой изрядной успех имели, что в первый год хлеб в тринадцать мер и больше родился».

Возникает логичный вопрос, почему в «Географическом лексиконе…» Миллер датой постройки Верхотомского острога не указал 1665 год, содержащейся в его экспедиционных записях? Возможно, ответ кроется в том, что изучив за прошедшее после экспедиции время огромный массив документов и не найдя никаких дополнительных сведений, первый историк Сибири сам сомневался в достоверности первоначальной датировки.

Дата основания найдена

И всё же документ, проливающий свет на историю основания Верхотомского острога, существует! Это хорошо известный исследователям военной сибирской истории «Список разборный кузнецких служилых детей боярских и атаманов и пятидесятников и десятников и рядовым конным казакам» за 1681 год, из фонда Сибирского приказа Российского государственного архива древних актов (РГАДА), опубликованный ещё в 2005 году. Этот документ был составлен в Кузнецком гарнизоне по указу царя Фёдора Алексеевича, которым предписывалось «разобрать детей боярских и атаманов, и литву, и конных казаков… кто сколько лет служит, в каком чине, кем повёрстан, в каком окладе», а полученные сведения прислать в Сибирский приказ. 

Всего в кузнецком «разборе» приняли участие 92 человека, в том числе, и разжалованный из томских детей боярских, «иноземского списку» служилый Стёпка Круглик, который, перечисляя свои заслуги, поведал следующее: «…И в прошлом же во 178-м году (1670)марта в 28 день по указу Великого государя и по наказу стольника и воеводы Микиты Андреевича Вельяминова да дьяка Василия Шпилькина велено мне, Стёпке из Томского ехать вверх по Томи реке великого государя службу служить и вновь острог ставить и новоприсыльных пашенных крестьян слободою строить. И я, Стёпка по указу великого государя и наказной памяти во всем Великому государю служил и работал верою и правдою. Острог поставил и слободу построил, пашенных крестьян хлебом и скотом заводил, а в остроге двор и караульню, и хлебные анбары поставил…».

Этот короткий отрывок из «скаски» кузнецкого служилого полностью меняет все прежние представления об истории основания одного из острогов на Томи. Круглик не упоминает его названия, но, без сомнения, речь идёт о Верхотомском, поскольку другие остроги во второй половине XVII века «от Томского [города] вверх на р. Томи» не сооружались. Словесный оборот «вновь острог ставить» в лексике XVII века означал «строить новый острог на новом месте» а, следовательно, никакого возведённого в 1665 году укреплённого острожного сооружения здесь не существовало. Очевидно также, что Верхотомский острог, как и ранее Сосновский, был построен с целью защиты новой государевой десятинной пашни, и вместе с отрядом служилых людей для её обустройства были присланы 29 пашенных крестьян, которые той же весной 1670 года рядом с острогом распахали и засеяли 14,5 десятин. Судя по тому, что в задачу Круглика входило не только строительство укреплённого пункта, но и «обзаведение» крестьян на новом месте хлебом и скотом, он выполнял ещё и функции первого приказчика этого слободского острога.

Сведения из архивного документа более чем трёхсотлетней давности, бесспорно, говорят о том, что Верхотомский острог был основан по наказу томского воеводы Никиты Андреевича Вельяминова отрядом служилых людей под руководством томского сына боярского Степана Круглика весной 1670 года как «слободской острог» для новой государевой пашни. Одновременно с острогом, в котором был поставлен двор приказчика, амбары и караульная, служилые люди возвели и слободу (поселение) для присланных на новую пашню крестьян. 

Итак, «недостающее звено» найдено. А у села Верхотомского Кемеровского округа появился уже документально подтверждённый повод весной 2025 года отметить своё 355-летие.

Взлеты и падения боярина Степана Круглика

Уникальность обнаруженного документа ещё и в том, что он содержит в себе также биографические данные одного из основателей Верхотомского острога. При «разборе» в Кузнецке Степан Круглик сообщил, что он «шляхетцкой породы», т. е., дворянин из Речи Посполитой. Родился в Мстиславском воеводстве (это - территория современной Беларуси). В 1655 году во время русско-польской войны был пленён и отправлен в Москву, где через год повёрстан на государеву службу в чине «сына боярского» и сослан служить в Томск. В 1663 году, после заключения перемирия между Россией и Речью Посполитой, Круглик мог бы вернуться на родину, но он остался служить в Томске, и в награду за этот поступок получил значительную прибавку к жалованью. Кстати, к тому времени, здесь, в Сибири, Степан уже обзавёлся семьёй и имел двухгодовалого сына. 

Дальнейшая карьера томского сына боярского Стёпки Круглика развивалась весьма успешно. В августе 1665 года воевода Иван Бутурлин доверил ему доставить в Москву «государеву соболиную казну» (собранный ясак). Будучи в столице, Степан выхлопотал себе очередную прибавку к жалованию и, вернувшись в Томск, стал получать за свою службу «двадцать пять рублёв денег» - максимально возможное денежное вознаграждение для сибирских «детей боярских» в то время. 

В 1670 году, как мы уже знаем, другой томский воевода Никита Вильяминов отправил Круглика во главе отряда ставить новый острог и заводить государеву пашню. Но уже через год блестящая карьера томского сына боярского прерывается. По словам самого Степана,  его сослуживцы, томские дети боярские Роман Старков и Василий Бубенной «возненавидели» его за то, что он был «пожалован выше их окладом» и не подписался под «ложным челобитьем» на воеводу Вельяминова. 

В чём служилые люди обвиняли томского воеводу Вильяминова, и какова его дальнейшая судьба, нам пока не известно. Возможно, материалы этого дела тоже ждут своего часа в каком-нибудь архиве. Но в том, что разбирательство против воеводы и его соратников было учинено, нет никаких сомнений. Из рассказа Круглика известно, что в Томск прибыл «сыщик и воевода Иван Фёдорович Монастырёв», который в 1671 году  лишил его чина и оклада, а в мае 1673 сослал в Кузнецкий острог «и по отписке своей указал быть мне в иноземском списке, а великого государя денежного и хлебного и соляного жалования учинил оклад против конных казаков денег сем рублёв с четью да хлеба шесть четвертей с осминой ржи четыре четверти овса два пуда соли».

На этом «скаска» опального казака «иноземного списку» в «Разборном списке», записанная с его слов 15 июня 1681 г. заканчивается. Но, очевидно, вскоре, как говорится, «задул ветер перемен» и через 5 лет, согласно другим документам из архива Сибирского Приказа, Степан Круглик уже снова значился в списках томских детей боярских. А в 1700 году даже возглавил делегацию томских служилых людей, направленных в Сибирский приказ с доношением о набегах киргизов на Томск и селения Томского уезда. Последнее известное нам упоминание об этом человеке встречается в Дозорной книге Томского уезда за 1703 г. Судя по этому документу Степан Круглик был весьма высокопоставленным и зажиточным человеком, продолжал служить в детях боярских с денежным жалованием по «пятнадцать рублёв, да хлебным по тридцати четей ржи и овса». Кроме того, имел сенокосные угодья по реке Томи и пашенную заимку с двором в Сосновском остроге (сейчас - территория Яшкинского округа), где проживали три семьи дворовых работников.

В целом, история жизни и службы томского сына боярского Степана Круглика, прослеживаемая по различным архивным документам, вполне может послужить основой для написания захватывающего приключенческого романа о первом столетии освоения русскими Сибири – времени, о котором мы ещё так мало знаем.

Людмила Скрябина, кандидат исторических наук